В родном Севастополе театрального училища не было, и Валерий Яременко уехал в Днепропетровск. После первого курса отправился служить в Ансам6пь песни и пляски Черноморского флота, а потом поехал поступать в Москву, в ГИТИС. Конкурс был огромный. На экзамене, уже около полуночи, читал отрывок из «Мастера и Маргариты» - меню ресторана «Грибоедов»: «Стерлядь кусочками, переложенными свежей икрой, яйца-кокотт с шампиньонами, филейчики из дроздов с трюфелями...» И вдруг Борис Голубовскuй как закричит: «Что вы делаете!?» У Яременко внутри все оборвалось - не возьмут! Борис Гаврилович продолжил: «Мы здесь с десяти утра, а вы так вкусно читаете!» Окончив ГИТИС, Валерий пришел в Театр им. Моссовета, бегал в массовках, играл пса в «Кошке, которая гуляла сама по себе. Звёздный час настал, когда он сыграл и спел Иуду в рок-опере «Иисус Христос - суперзвезда». Валерий Ярёменко в Театре им. Моссовета 20 лет, в текущем репертуаре занят в семи спектаклях, играет в антрепризах, снимается в кино.

Вошел в образ.

В спектакле « Завтрак с неизвестными» я играл беглого уголовника. Я дорожил этим спектаклем, потому что выходил на сцену с О. Остроумовой, Л. Марковым, г. Тараторкиным, Б. Химичевым. У меня был грим, небритость, длинные волосы, спрятанные под шапку. Гастроли в Кишиневе, выхожу на улицу покурить, возвращаюсь, а меня не пускают. Мне это польстило. Охранники правильно среагировали на мою разорванную телогрейку, видавшую виды шапку, мешки под глазами. Объясняю им, что я артист, а меня бесцеремонно отталкивают. Хорошо, что в это время к театру подошли наши артисты, которые подтвердили, что я их коллега. Потом в продолжение трех гастрольных дней охранники, встречая меня, извинялись.

Производственная травма.

В конце спектакля «Завтрак с неизвестными» вбегал милиционер и, схватив беглого уголовника, которого играл я, за шиворот, бил головой об стол. У нас с Сашей Бобровским был разработан трюк. Он хватал меня слева, а я ладонью правой руки, невидимой зрителю, бил по столу. Получался эффект удара головой. На очередном спектакле он схватил меня справа и со всей силой приложил об стол. Из глаз у меня посыпались искры, а щека стала расти. На поклоны выходил с заплывшим глазом и раздувшейся, как флюс, щекой. Две недели ходил в таком виде. Все смеялись, дескать, мне кто-то «лицо начистил», и ведь не докажешь, что это производственная травма.

Вот это да!

В спектакле «Рюи Блаз» я играл Дон Цезаря де Базана. Под занавес стражники, схватив меня, спрашивали у Геннадия Короткова, игравшего Дона Саллюстия: «Так кто убийца?» Коротков, стоя лицом к залу, показывал на меня» «Он!» Идет спектакль. Дона Саллюстия спрашивают: «Так кто убийца?» Коротков восклицает: «Я!» Стражники бросают меня, хватаются за животы, отворачиваются от зрителей и корчатся от смеха. Поскольку пьеса в стихах, первая рифма, которая пришла мне на ум, была: «Вот это да!» Коротков поворачивается спиной к залу и выдавливает из себя: «В смысле – он!» Один я остался стоять лицом к зрителям, сдерживая смех, ну, а что творилось за кулисами, это уже отдельная история.

Узелок от сглаза.

Есть такая примета: если перед выходом на сцену пришиваешь пуговицу, нужно закусить узелок от сглазу. Спектакль «Школа жен». Бегу я в золотом камзоле на сцену, и у меня отлетает пуговица. Мне ее пришивают и говорят: «Закуси» узелок, а то слова забудешь!» Я отмахиваюсь: «Это я-то забуду!?» Начинаю играть, а в голове крутится: «не могу я забыть» - и вдруг забываю! Одна из зрительниц что-то подсказывает. Я спрашиваю: «А громче можно?» Зал грохнул. Она повторила громче, и я вспомнил. Во втором акте – о, ужас! – я опять забываю слова… Тогда я хлопаю партнера по плечу и говорю: «Пойдем, выйдем!» Мы уходим, сцена на несколько минут пуста. За кулисами мне подсказывают. Мы снова выходим на сцену, и я, как будто продолжая прерванный разговор, говорю: «Так вот, мой дорогой!» Вот и не верь после этого в театральные приметы.

Слезы.

Я играл Квазимоду в мюзикле «Нотр Дам де Пари». У каждого исполнителя было по два наушника. Я отказался от одного, потому что хотел слышать зал. Отыгравший передо мной артист ушел за кулисы и, чем-то недовольный, набросился с отборной бранью на звукооператора, который мой наушник не отключил. Я стою на сцене и кроме ругани не слышу ничего, даже себя. Это сбивает меня, от обиды у меня текут слезы. Пою, стараясь «пустым» ухом поймать музыку. За кулисами звукооператор встретил меня словами: «Слезы – это ты гениально придумал!» - но, увидев мои сжатые кулаки, исчез и потом скрывался от меня несколько дней.

Сделал бизнес!

Со спектаклем «Кафе Превера» мы были во Франции. Суточные – воробьиные, и я взял для продажи значки с советской символикой. Продать удалось только два. Остальные подарил старичкам на концерте в доме престарелых. Перед отъездом попросил разрешения поплавать в бассейне. Нырнул – и вижу на дне франки. Потихоньку собрал их, а когда вылез, мне стало совестно, как будто обобрал старичков, и часть монеток я бросил обратно в бассейн. Решил посчитать, сколько я собрал. Сунул руку в карман шорт, а он пустой. Вот тут-то до меня и дошло, что, я нырял в шортах, все мои деньги высыпались в бассейн. Выходит, я собирал собственные деньги. Артисты потешались: «Валера бизнес сделал, значки подарил, а часть денег в бассейн бросил».



Беседу вела Татьяна Петренко.
Журнал "Театрал" март 2008 год.